«Куда смотрела опека» в деле мальчика, которого истязали гречкой?
Департамент образования мэрии предоставил «СуперОмску» развернутый комментарий, касающийся громкой истории, освещенной передачей «Мужское Женское» на «Первом канале». В омской семье отчим истязал малолетнего мальчика многочасовым «стоянием» на гречневой крупе. Шок публики вызвали кадры ног мальчика, на коленях которых кожа была стерта до мяса. Как нонсенс широкая общественность восприняла информацию о том, что ребенка оставили в семье на период судебных разбирательств. Авторы передачи «Мужское Женское» высказали мнение, если коротко, что в Омской области в делах опеки и попечительства творится беспредел. К настоящему моменту мать и отчим мальчика приговорены к реальным срокам, ребенок помещен в интернат.
«СуперОмск» со своей стороны получил комментарии в омском департаменте образования, а также у заместителя председателя общественной организации «Сибирские многодетные семьи» Алеси Григорьевой и попытался дать свою оценку случившемуся.
Из доводов департамента образования следует, что федеральный телеканал не отразил в своем сюжете разъяснения, интервью начальника управления опеки и попечительства департамента образования мэрии Натальи Дербеневой. Такое интервью, оказывается, было предоставлено передаче «Мужское Женское». Однако мы видим, что сюжет передачи был построен таким образом, что внятных доводов омской «опеки» до зрителя донесено не было.
«Журналисты передачи «Мужское женское» а также Григорьева Олеся Викторовна обратились на личный прием к начальнику управления опеки по вопросу получения информации о несовершеннолетнем, указав, что видеосъемка не ведется…», - говорится в письме департамента образования.
И, действительно, вместо официального внятного комментария на федеральном телеканале показали смазанные фрагменты диалога омской общественницы Алеси Григорьевой с чиновниками.
Департамент образования сообщил «СуперОмску», что в отношении семьи подвергнувшегося истязаниям мальчика руководствовался статьей 122 Семейного кодекса РФ. Коротко говоря, Семейный кодекс прямо описывает алгоритм действия органа опеки и попечительства. Специалисты по опеке обязаны в трехдневный срок выйти в семью по сообщению о нарушении прав несовершеннолетних детей и установить на месте – имеется ли родительское попечение. При живых дееспособных родителях установление факта отсутствия родительского попечения означает, что специалисты по опеке могут выйти в самый короткий срок (в случае отобрания в течение семи дней) в суд с иском как минимум об ограничении родительских прав. Естественно, любой довод для суда должен подтверждаться документально. По мнению департамента образования мэрии «… Лишение родительских прав по основанию совершения умышленного преступления против жизни или здоровья своих детей предусматривает подтверждение указанного факта вступившим в силу обвинительным приговором суда либо постановлением (определением) суда или постановлением органа предварительного расследования о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию…». Как можно понять, при выходе в семью мальчика, подвергшегося истязанию, ни одного из данных документов на руках у специалиста по опеке не было, поэтому в суд он и не пошел.
Нужно сказать, что мнения о том, что лишение родительских прав в связи с жестоким обращением возможно только на основании приговора суда придерживаются также органы прокуратуры. Например, прокуратура Курской области поясняет на своем официальном сайте: «Лишение родительских прав родителей (одного из них) за совершение умышленного преступления против жизни или здоровья своих детей либо против жизни или здоровья супруга возможно только по вступившему приговору суда. Родители (один из них), совершившие умышленное преступление против жизни и здоровья ребенка, не могут быть обладателями родительских прав и обязанностей, защищать права своих детей, представлять их интересы». Это вполне логично, поскольку было бы странно, если бы один суд лишил мать прав из-за жестокого обращения, а другой следом признал ее невиновной в этом.
Собственно, правовая сторона вопроса о том, почему ребенка на период суда оставили в семье, исчерпывается обозначенным выше разъяснением департамента образования: законных оснований для отобрания ребенка и лишения матери прав не было. По крайней мере, как сообщил нам департамент образования, на момент выхода специалистов департамента в семью, у ребенка было необходимое материальное обеспечение, школа и соседи характеризовали семью положительно. Ранее орган опеки и попечительства с семьей не сталкивался.
В отношении действий, следующих за выходом специалиста по опеке и попечительству в семью, если установлено, что родительское попечение имеется, но посетивший семью специалист усмотрел причины для постановки семьи на профилактический учет, действуют нормы закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних». Функции органа опеки и попечительства в области профилактики детства законодатель распространяет исключительно на тех детей, над которыми утрачено попечение родителей. Иначе говоря, если специалист по опеке не выявил утраты родительского попечения, он передает информацию о семье, нуждающейся в профилактике, иным органам. Что и было сделано в отношении семьи мальчика, пострадавшего от рук отчима: «… В дальнейшем работу с семьей осуществлял БУ КЦСОН по месту жительства несовершеннолетнего…».
Со своей стороны Алеся Григорьева полагает, что сведение вопроса о судьбе ребенка к процессуальным аспектам уголовного и семейного законодательства уводит суть проблемы в сторону. В своем комментарии РИА «СуперОмск» общественница подчеркнула, что очевидные нарушения со стороны органов профилактики имели место. Так, ребенок не впервые сбегал из семьи. Об этом стало известно в суде, где рассматривалось дело о жестоком обращении с мальчиком. Несмотря на то, что ребенок и ранее сбегал из семьи, ни один из органов не поставил семью на профилактический учет. Это свидетельствует, по мнению Алеси Григорьевой, о том, что система профилактики в регионе не работает должным образом, вопиющие случаи просто выпадают из поля зрения специалистов, которые должны заниматься семьями.
По мнению Алеси Григорьевой, если департамент образования как орган профилактики не знал о проблемах семьи, в то время как эти проблемы были выявлены минимум отделом по делам несовершеннолетних полиции, значит, система профилактики в регионе не работает как система. Например, комиссии по делам несовершеннолетних должны служить средством обмена информацией между органами и учреждениями, обслуживающими семьи.
Григорьева подчеркнула, что всплывшие на суде эпизоды контактов органов профилактики и семьи мальчика говорят о том, что семью давно необходимо было поставить на учет как неблагополучную.
«… В том числе на суде все это стало известно… Сообщалось, например, что ребенок сбегал из семьи задолго до того, как все раскрылось. О ситуации знали в отделе по делам несовершеннолетних полиции, мальчика доставляли домой. Как семья могла считаться благополучной, если из нее неоднократно сбегает малолетний ребенок? Почему уже тогда с ребенком не стали работать по установлению причин? Это прямая обязанность органов профилактики. Единственное, чем оправдается орган опеки – «не знали». Но другие структуры-то знали, как у вас выстроено взаимодействие?», - рассказала Алеся Григорьева.
Общественница Григорьева отметила, что «орган опеки» в представлении обывателя это все вместе взятые структуры профилактики. А уж как они внутри себя взаимодействуют – широкой публике не особо интересно.
«Это специалисты и эксперты понимают, что опека и попечительство это одно, отделы по делам несовершеннолетних полиции – другое. Нашим гражданам нужен результат, а не перекладывание ответственности от одного органа на другой. Понятно, что материалов для выхода в суд не было к моменту, когда история получила огласку. Так что же органы и учреждения делали раньше?», - отметила Алеся Григорьева.
Заместитель председателя общественной организации «Сибирские многодетные семьи» также выразила недоумение в отношении позиции следствия, а также органа опеки и попечительства на суде по уголовному процессу в отношении матери и отчима ребенка.
«Зачитывались материалы по сохранившимся видеозаписям. Некоторые эпизоды, как можно понять, имели сексуальный подтекст. Например, так называемый отчим заставлял мальчика раздеваться догола. В другом эпизоде он заставлял его делать себе массаж ног, спины. Никто, ни следствие, ни опека, которая обязана защищать интересы несовершеннолетнего, не стал ходатайствовать об экспертизе этих видеозаписей на предмет наличия сексуальной подоплеки действий в отношении ребенка. Отсюда закономерный вопрос – это нормально в нашей стране? Может за этим вообще стоит серия садистских преступлений? Такое игнорирование правоохранителями и опекой вопиющих фактов сводит на нет доверие общества к ним», - возмущена Алеся Григорьева.
Удивительно, но во многом позиции департамента образования мэрии и одного из ярких противников «ювенальной юстиции» в Омске Алеси Григорьевой совпадают. Обе стороны общественно-государственного диалога отмечают, что изъятие ребенка из семьи – это крайняя мера.
«… в законодательстве понятие лишения родительских прав трактуется как исключительная мера семейно-правовой ответственности, применяемая судом в случае виновного неисполнения родителями своих обязанностей или злоупотребления ими правами родителей», - говорится в письме департамента образования мэрии «СуперОмску».
Говоря простым языком, в департаменте образования рассматривают лишение родительских прав как меру, которая применяется только в том случае, если доказана вина родителей в неисполнении своих обязанностей. То есть для того, чтобы выйти в суд, нужно не просто установить тяжелое материальное положение семьи, угрожающее ребенку, но и доказать, что в сложившемся родители виноваты непосредственно. Для этого семья должна получить определенные услуги от государства, как можно понять.
Аналогичного мнения придерживаются и противники «ювенальной юстиции», в частности, Алеся Григорьева. Более того, Григорьева заметила, что фактически у органа опеки и попечительства нет необходимого ресурса, чтобы помогать семьям.
«Неверно обвинять во всем абстрактные «органы опеки», я согласна. Но фактически система опеки и попечительства, если смотреть на материальную составляющую, устроена таким образом, что получить на ребенка деньги, помочь ему, проще, если родителей лишат прав. Тогда опекуны и профессиональные родители получают пособия, которые, скажем, по меркам сельской глубинки, весьма приличные. А все, что может предложить бедной семье система профилактики – это весьма ограниченные услуги КЦСОН, СРЦН. По факту это помещение ребенка в реабилитационный центр и материальная помощь в виде продуктовых наборов и тому подобного», - рассказала Алеся Григорьева.
Исправить ситуацию мог бы «социальный контракт», но в омском регионе он практически не работает.
«По-хорошему, семьям, которые оказались в трудной жизненной ситуации, необходимо предлагать комплекс мер, «социальный контракт», который дал бы реальный шанс семье выйти из экономического кризиса. Но у нас «социальный контракт», я сама проверяла – это 25 тысяч рублей, отталкиваясь от которых ты должен зарегистрировать ИП и через три месяца выйти в прибыль. Это мертвый, неработающий механизм», - рассказала Алеся Григорьева.
Получается, как рассказала Григорьева, у «конечного исполнителя» системы профилактики – органа опеки и попечительства – просто нет ресурса, чтобы помочь ребенку именно в кровной семье. Даже если специалист хочет оставить ребенка с родителями, зачастую помочь оказавшимся в трудных жизненных обстоятельствах людям просто нечем. В итоге семье предлагается «формальный», «ритуальный» набор услуг, за которым следует поход в суд.
Кулуарно специалисты по опеке и попечительству, а также специалисты омских социальных центров подтверждают: с системой профилактики нужно что-то делать. Но, по мнению наших источников, основное зло, которое разрушает семьи – это алкоголь и наркотики. И только на втором или третьем месте материальное неблагополучие как таковое.
Практически все специалисты по профилактике, с которыми удалось пообщаться, говорят о необходимости принудительного лечения родителей от алкоголизма и наркомании как основном факторе преодоления масштабного социального сиротства. Что касается помощи семьям, которые нуждаются в реабилитации из-за бедности, наши источники подтверждают: помочь им по большом счету нечем. Временное помещение ребят в социальный центр на период, пока родители найдут работу и пр. – единственная работающая на сегодняшний момент услуга в нашем регионе.
Возвращаясь к истории с семьей мальчика, которого подвергли истязаниям, заметим, что на наш взгляд, позиция органа опеки и попечительства в этой истории выглядит обоснованной как минимум юридически. Нам предоставили комментарий, из которого следует, что решение, принятое в отношении семьи – общая правовая практика, истекающая из семейного и уголовного законодательства. В то же время трудно не согласиться и с мнением общественницы Алеси Григорьевой: если в суде действительно сообщалось о том, что ребенка неоднократно доставляли домой из-за побегов, органы профилактики здесь ранее должны были предпринять какую-то профилактическую работу.
Добавим, что после оглашения приговора матери ребенка, пострадавшего от жестокости взрослых, прошла информация о том, что разлука с семьей и помещение в интернат вызвали у мальчика истерическое состояние. Как сообщалось, с несовершеннолетним работают психологи и минобразования региона.
